Берлога одного стихоплёта

Ну, вы и так все знаете)

У леди кагбэ творческий кризис, в общем, это все читалось, кроме последнего.


Этот дикий апрель - мой мучительный рикошет.
Но сегодня, и завтра, и тысячу раз еще
Я оставлю стихами следы на твоей душе...

Мне б укрыть тебя строчками тонкими, как плащом.
Пусть я вечно слепа, и цена моим взглядам - грош,
Мне бы выстелить путь твой огнями своих минут,
Чтоб весна ни тебя, ни меня не вгоняла в дрожь,
Чтоб вскипела вода-моя-кровь... Мне б к тебе прильнуть
И губами голодными выцеловать кольцо
По запястью, как татуировку - горячий знак...
Как не зариться жадно на небо-твое-лицо,
Как не верить, что ты обнимаешь меня во снах?
Мне б усталость твою хоть немного, да облегчить,
Чтоб пустое уныние дни твои не скребло...

Боже правый, какая же пропасть лежит в ночи
Меж моими руками и кожи твоей теплом!..
Я дурная слеза, соль со спиртом напополам,
Я ревнива до крови и мяса, до зла и бед...

Знай, на чьих бы коленях, забывшись, я не спала,
Но когда слышу "нежность",
я думаю о тебе.

***

я смотрю на чужую жизнь. прикасаюсь неловко, робко,
удержаться вновь не могу от душевных трат...
недоношенные стихи вырождаются раньше срока,
слишком слабые, чтобы выжить хоть до утра.
закопаю тельце в земле - будет ландыш-ромашка-лютик.
зябко съежусь, с чашкой присяду к окну, налью.
в моих строчках видят себя, узнают свои чувства люди...

только те, для кого писалось - не узнают.

***

Висит ноздреватой громадой угрюмый Город,
И кажется, лето случится совсем не скоро,
И кто-то еще не наступит и не случится...
Мелькают запястья и всякие там ключицы.
Я в приступе паники прячу руками шею,
Мой Город, окрасившись солнцем, чуть-чуть рыжеет.
А где-то летит самолетик, плывет кораблик.
Упрямство - опять наступать босиком на грабли.
И с радостным смехом (здесь можно в ладоши хлопать)
Я, шею ломая, кусаю себя за локоть.

***

Я - море. Голодная пропасть, соленый вкус
Упрямой волны - захлебнуться и утонуть.
Ударишь - прохладными ливнями растекусь,
Так выпей меня, прикоснись языком ко дну.
Я - осень, горящие листья в ночных кострах,
Безумна, бездомна, и ветер на крышах - мой.
Я буду кружиться... пока не придет пора
Покорно упасть на колени перед зимой.
Я - нежность, я - ржавость, я тонко-стальная ось,
Волчок, что не падает, надо лишь раскрутить.
Я - все, что искалось тобою, да не нашлось.
Я - космос.
Ты солнцем горишь у меня в груди.

***

Просто: ведь если душа замерзать устала, это проблемы лишь только самой души. В замке моем, как и водится, три фонтана - два пересохли, один почему-то жив. Он не дает мне заснуть, я кричу гортанно и под подушкой все время храню ножи.
Ты - не из тех кто мне грезился или снился, ради кого я с улыбкой сошла б с ума. Прошлое пахнет гвоздиками и анисом, прошлое - это тюрьма моя и сума. Но я тебя запишу на свои страницы (если, конечно, меня не добьет зима).
Страхи шевелятся в мыслях, как будто змеи, старые шрамы не надо бы бередить, разум взовьется, мол, что ты, дурная, мелешь?
но, улыбаясь несмело, в своей горсти я протяну тебе главное, что имею - синюю бабочку из глубины груди.
Тварь эта вечность назад ко мне прилетела - все, и закончились радостные деньки. Острые крылышки будто на части делят, сердце сжимают безжалостно, как тиски.
Но когда синяя бабочка рвет мне тело, в нем прорастают наружу мои стихи.
Хочешь - в них будет читаться твое лишь имя? (я понимаю, здесь мало кто был бы рад.)
Небо ветрами прохладными нас обнимет и нарисует пометку к себе в тетрадь...
Разница - быть не вдвоем, а всегда двоими. Может, не надо вообще начинать играть?
Кто-то из нас непременно потом утонет, кто-нибудь первым не выдержит и сбежит. Стоит ли сердцем больным распускать бутоны, если все счастье - притворство да миражи?..

синяя бабочка спит на моей ладони.
ты лишь держи ее.
крепко ее держи.

***

Из ванной довольно встаю и тянусь, выгибаюсь, как кошка,
Вода чешуей серебрится в изгибах, цветет на ладонях.
А соль разъедает сосуды насквозь, засыхает на коже...
И после дождя город пахнет по-рыбьи, как будто бы тонет.
Жизнь темной воронкой кружит, будто сходишь с ума постепенно...
Но мне - не бояться ни гроз, ни маньяков, ни карканья пифий.
Мне - жить триста лет, а потом обернуться холодною пеной,
И (я себя знаю) не той, что на море, а той, что на пиве.

***

Лепестками яблонь плывет мой Город, бьет и режет кожу холодным ливнем.
Мне б до города добежать другого - я была бы в тысячу раз счастливей.
Но зима за мною идет по следу, смутной тенью, дымом, фантомом неким...
Я все стыну, боже, здесь даже летом ощутимо в воздухе пахнет снегом.
Ночью зеркало отливает лунным, и трясешься в хрипе, как будто спятил...
Я тебя, мой Город, почти люблю, но мне ужасно зябко в твоих объятьях.
У меня глаза с каждым днем больнее, пусть никто не видит - но ты-то видишь.
Я сбиваюсь в полную ахинею, паникую, путаясь в алфавите,
Персональный Спрингвуд, кошмар поэта,
Я не вижу шанса порвать ошейник...
неужели дальше - лишь только это
неужели, господи,
неужели

Я хожу, шатаясь, как будто под ногами сплошной отвес,
И любая плоскость насквозь пронизана вертикалями.
Хорошо, что чувства физически не имеют вес,
А не то, пожалуй, мои весы бы совсем зашкалило.
Сердце резко рвется, опять летает то вверх, то вниз,
Словно к карусели железной проволокой примотано...
Ну и где же, где же мои ирония и цинизм?
Почему Бог создал влюбленных полными идиотами?

***

Так бывает - небо совсем сгорает, застывает словом в голодных ртах. Ты подходишь в самому, в общем, краю, а за краем - жуткая пустота. И душа твоя - как земля, сырая...
только это все же не просто так.
Ты бежишь, спасаясь, хватая воздух, и в попытке снова нормально жить зажигаешь звезды. И гасишь звезды. Это время в танце тебя кружит, и когда на части твой мир порвется, возникают новые миражи.
И куда деваться, когда рассудок утекает в трещину, в пропасть, в жуть? Ты безумным богом, разбитым судном все стремишься к каждому миражу, над тобой нет власти - ты неподсуден, ты пленяешь - чокнутый хитрый шут.
Ты опять теряешься. С каждым разом утро бьет сильнее - проснись и пой. Ты в других пытаешься повторяться,
только время тянется за тобой.
Ты идешь, по горло в своем упрямстве.

...и стучит в ушах барабанный бой.

***

Этой ночью на небе особенно острые звезды,
До стремления к ним - дотянуться, поймать вожделенное...
Мне б коснуться тебя.
Но боюсь, сразу сердце взорвется.
От такого же взрыва когда-то возникла вселенная.

***

я боюсь - это минус, мне верится - это плюс.
каждый день так мучителен - можно считать за три.
и клокочет кипящее в горле мое "люблю",
я захлебываюсь, но храню у себя внутри
это пламя, и небо, и звездные корабли...
каждый вечер, как будто на чертовом колесе,
исступленно шепчу в пустоту: "у меня боли,
у нее не боли никогда,
не боли совсем."
я хочу, чтоб в груди заросла, наконец, дыра,
я хочу, чтоб в спираль разомкнулся привычный круг.
чтоб, смешная и сонная утром, я каждый раз
улыбалась тебе и ловилась в объятья рук,
я хочу - разреши мне - во имя твое творить.
...только рвется на части дорожное полотно.
ты по-прежнему в тысячах снов от моей двери.
мне по-прежнему пусто и холодно
холодно

***

крадется вечер, тишиной наполнен, и время слепо простирает руки. спи, девочка, расти, но только помни того воображаемого друга, который - самый странный, самый добрый, с которым даже трещины сомкнутся...
он был. он точно был, не слушай вздора.
не забывай, чтоб он сумел вернуться.

***

А кажется, как будто все нормально, и ни один огонь не погасили, как будто сердце вовсе не сжимали, не выжимали из него все силы, и жизнь всегда была такой, как ныне... а звезды светят, как и прежде, светят - знакомые, почти совсем ручные. Играет в волосах планетный ветер, чуть слышно время плещется волною, укачивает на своих ладонях. И нужно жить, без пафоса, не ноя, пусть память стонет - память вечно стонет. Лететь вперед, грустить и веселиться, внушать себе, что ты там вовсе не был, забыть...
забыть серебряные листья.
И небо. Это огненное небо...

***

снишься - так часто и сильно, что хоть рыдай
может, конечно, покажется - ерунда
сопли да глупости... если бы. но увы
страшное, слезное рвется из головы
сколько еще мне себя возвращать назад
губы дрожащие, жалобные глаза
надо поймать бы минуту, но как назло
я не умею о главном без лишних слов
несовершенна. сжимаю себя в кулак
слышишь, кричат отражения в зеркалах

тысячу лет не цветет мой сгоревший сад
как мне писать тебе
как о тебе писать

***

Город тянет когтистые пальцы к моим рукам.
Я боюсь, что споткнусь, упаду посреди рывка,
Я боюсь за тебя - я всегда за тебя боюсь.
Ты так много, что я задыхаюсь. Но это - пусть.
Мне бы выплюнуть разом всю глупость, что я несу,
Мне бы выволочь все свои чувства на страшный суд
И отправить куда-нибудь в адскую пустоту...
Я дрожу и отчетливо слышу по окнам стук.
Что больнее - касание Города или ты?
Слабой девочкой прячусь в кровати от темноты,
Но она проползает мне в кровь и морозит суть.
Я еще раз всю эту безумность не вы-не-су.
Ощущаю меж ребер холодный железный прут,
И беспомощный страх разрывает мне в клочья грудь.
Изнутри вытекает любовь, как вишневый сок...
Город тихо смеется - до выстрела мне в висок.

***

Кажется, будто бы ночью перед расстрелом
Ты, обколовшись стихами, впадаешь в кому.
Я слишком долго влюбленно в глаза смотрела,
Так, что теперь - не хочу никому другому.

И замираю в изломанной жуткой позе,
И застываю в последнем охрипшем стоне
Каменным плачущим ангелом.
Ты не бойся -
Я никогда от лица не рвану ладони.

***

Хочу научиться себя вычитать из написанных мной стихов
И сразу выпалывать все, что растет, разъедая меня внутри.
А Город смеется, что я нелогична, что выбор мой был таков...
Но я не просила вот этой тоски, а мне кинули, мол, гори.
Я падаю в осень, совсем потерявшись, без мыслей и чуть дыша,
Пытаюсь содрать с себя образ, который мне явственно тесноват.
Быть может, на самом-то деле все просто. И нужен лишь верный шаг.
Но я каждый раз выбираю "забыть", и ни разу - "протестовать".

***

Миссис Темпл так любит красивую жизнь и ее создает искусно
У нее миллионы на то, чтобы делать, что хочется, до деталей
Но бывает, она иногда замирает, и вдруг возникает чувство
Словно что-то она потеряла, чего-то как будто бы не хватает

Она хмыкает, думает "вот ерунда", продолжает жить, что есть мочи
Миссис Темпл практично-земная, и именно это всегда ценила
Глупо то, что ей снятся престранные сны, но ведь это - лишь только ночью
По утрам она тщетно пытается вспомнить, что именно ей приснилось

Миссис Темпл за ужином мысли сливает на мужа, ворча, ругаясь
Раздраженно вздыхает, что это ей так надоело, весь мозг изжеван
Ее муж пожимает плечами: сходила б ты к доктору, дорогая
Она вздрагивает, не дослушав
смотрит, как будто бы на чужого

***

Раз я обещала - значит, плевать на "сложно" и "далеко".
Твоя улыбка - такая, что боже, боже...
И если тебя глотать - так уж без раздумий и целиком,
Но я, пригубив, отпускаю, без прав на больше.

Боюсь навредить, но все же блаженно греюсь в твоих глазах,
Тянусь к твоему теплу индевелой веткой,
Подсолнух - к свету... прости, ты слишком умеешь меня спасать
Бескрайней нежностью, яблочным свежим ветром.

А завтра - мне резать себя на части, тоскливо кровоточить,
Бессильно биться от страха стеклянной вазой...
...сегодня - лишь моя рыжекрылая девочка. Любоваться,
Как пряди твои перетекают в солнечные лучи.

***

понимаю: не хочется - песней реки, ну какая же я река.
а хочется жарко уткнуться лицом в надменное, золотое
и красное. за неподатливость снова себя упрекать,
но все же вливать прямо в горло кипящим острым настоем
глубинную память о том, что было за гранью, над и вовне.
а с памятью лезут сны, отдающие правдой. вот так, и даже
вдруг вспоминаешь: давно сгорела в большой-пребольшой войне,
и некоторые из знакомых (внезапно) тогда же сгорели там же.
теперь мы все привыкаем, что каждый родился, как человек,
и в общем-то, нет никакого смысла наружу искать оконце.
...я собираюсь спать, закрываю глаза. темнота в голове.
и в темноте непрерывно болезненно-ярко горят два солнца.

***

осень бездумно смеется и рыжие чешет кудри,
солнце, как бабочка, путается в листве.
я открываю глаза, увертюру приняв за утро.
вздрогнув, выдыхаю не воздух - искристый свет.
он обжигает горло, я кашляю, плачу, мне бы
выпить такое лекарство, чтоб жить по-людски...
эта осенняя музыка - словно чужое небо,
словно кольцо огня, сдавливающее виски.
я зажимаю уши, о господи, тише, тише,
вздрогнув, выдыхаю не воздух - горячий дым.
море внутри меня закипает, бурлит и дышит
становится красным и золотым

***

робко-теплая искра в груди разгорается в жаркое пламя.
я боюсь только тех, кто с улыбкой прячется за зеркалами,
потому что хотя моя кровь, прожигая вены, рвется наружу,
но воздух уже становится снегом и давит, и режет, рушит.
остается только бежать, остается прятаться быстро-быстро.
огромный сияющий шар снова сжимается в хрупкую искру,
я ее держу на ладони, и хочется плакать - а вдруг погаснет,
вдруг не выдержит зимнего резкого холода... я жду зимы, как казни,
заставляю кровь закипать. пусть когда взрываются звезды - больно,
этот жар помогает жить, помогает верить и помнить, помнить...
искра бьется планетой под огненным небом, в теории - негасима.
только вот впереди война. и она придется как раз на зиму.

***

Столько взрывов меж ребер, что вечер встречаешь с каким-то пойлом,
Отражение в зеркале просишь немножко побыть жилеткой,
И зарубкой на память - купить пенталгин, он сильнее боли,
И надеешься: что-то спасет, не объятие - так таблетки.
Но нутром понимаешь, что точно не сможешь подняться выше
Той безжалостной ночью, когда ничего уже не согреет.
Предстоящей зимой только те, кто по парам, сумеют выжить.
Одиночки погибнут, вцепившись до судорог в батареи.

***

- Что ты видишь?
- Небо. И время в твоих руках.
Мне с тобой почему-то верится в волшебство.
Правда, этого слишком много, и мне никак
Не понять, куда поворачивать...
- Выбор твой.
Каждый сам решает - он доктор или палач,
И уже не выстроить стену глухих защит.
Ты не слышишь - будто бы жалобный детский плач?
Это значит, где-то планета кровоточит.
Не боишься?
- Нет.
- Знай, бывает, что мирный день
Застилают красное пламя и жадный дым...
- Нет, не страшно. Ты ведь не бросишь меня в беде.
- Обещаю, буду бессмертней любой беды.
Но однажды ты по другому пойдешь пути...
- Вот уж нет! запомни, я буду с тобой всегда!
- Ну конечно. Как ты захочешь.
- Тогда... летим?
- Без сомнений. Как тебе, скажем, вон та звезда?